Горькое вино Нисы [Повести] - Юрий Петрович Белов

— Да, уж они старались, — вздохнул Федор Иванович, вдруг загрустив, размягчившись, поддавшись той минутной слабости, которая бывала у него следствием душевного соприкосновения с далекой своей юностью. — Я эту звенящую педаль забыть не могу. Довели же… А ты говоришь: нет следов. Вот они, следы войны. — Он постучал пальцами по груди.

Чутьем угадав, что разговор этот тяжел и горек для Федора Ивановича, и радуясь своей догадливости и готовности помочь ему, Марина спросила Сергея:

— Вы и «Аврору» видели? Громадная, наверное?

— Мне раньше тоже так казалось, — сразу повернулся он к ней и посмотрел прямо в глаза, взглядом благодаря ее за поворот темы. — А корабль небольшой, по нашим нынешним масштабам. В радиорубке — детекторный приемник, наушники. Все маленькое, скромное, неказистое. А ведь именно через эту простенькую аппаратуру утром седьмого ноября было передано написанное Лениным воззвание «К гражданам России!». Небольшой корабль, а вы верно сказали — громада. Так воспринимается.

Гнетущее чувство покинуло Федора Ивановича. Он смотрел на сына с обожанием, так и ласкал взглядом, видно, очень любил и гордился. Бывшее в его глазах ожидание, так поразившее Марину при первом взгляде, сменилось удовлетворением, внутренним согласием, точно дождался, чего ждал.

— Да, Ленинград… — Он тихо улыбался чему-то своему. — Не богом дан — людьми построен. Тоже, и пыль, и грязь — все было, а поди ж… — И повернулся к женщинам; в глазах его снова плескалось озерной рябью ожидание: — Это ведь от вас зависит, от строителей. Захотите — и наш город будет не хуже. А что? Запросто.

— У тебя все — запросто, — отмахнулась Нина Андреевна. — Ты попробуй — поработай в наших условиях; что ни день — то как у Райкина: сижу, курю. В доставке материалов — перебои, в работе механизмов — срывы. Сколько бьемся, чтобы нас на злобинский бригадный подряд перевели. Обождите, говорят, подготовиться нужно… Я на городском партийно-хозяйственном активе об этом хочу говорить. И о качестве. Это же больной вопрос. Верно, Марина?

От неожиданности Марина поперхнулась, залилась краской, быстро-быстро закивала согласно, лишь бы отвели взгляды от нее, дали прийти в себя. А никто и не уделял гостье особого внимания, это только казалось ей. За столом шел обычный для этого дома разговор, каждому было интересно то, что заботило кого-то из них.

— Уж что верно, то верно, — вставил слово Федор Иванович. — В новый дом вселяются — праздник, а потом мытарства начинаются. Новоселы строителям пятерки не ставят.

— Да где уж там, — горестно вздохнула Саламатина. — Нам и комиссия пятерок не ставит. Удовлетворительно — это пожалуйста. А что такое удовлетворительно? Дом не развалится, но жить в нем не ахти какое удовольствие. — Она снова повернулась к Марине. — Вот скажи, ты человек новый, свежий глаз: что надо сделать, чтобы качество повысить?

Марина опять засмущалась, не знала, что и ответить.

— Да что… всем работать лучше.

— Умница, — похвалила ее Нина Андреевна и тут же потянулась за чайником — долить ей свежего. — Ты пей чай, такого у нас не купишь — цейлонский. И печенье бери, не стесняйся… Ты верно говоришь — все работы надо более тщательно выполнять… Я уже прикидывала: если дом на «хорошо» сдаем, то теряем почти человеко-час на одном квадратном метре. Но теряем ли? Ведь в качестве выигрываем. Тут уж надо совесть свою рабочую спросить, что выгоднее. Вот на активе и поговорим об этом.

— А поддержат? — спросил Федор Иванович.

— Отчего же не поддержат! — вдруг осмелев, вспыхнув вся, радуясь своей смелости и свободе, воскликнула Марина. — Как приятно, когда дом всем хорош!

— А заработок пострадать может, — пояснил тот свою мысль. — Все-таки медленнее дела пойдут, квартальный план завалите, премии — тю-тю.

— А премию надо выдавать не за выполнение квартального плана, а за сдачу готового дома, — вступил в разговор Сергей. — В Ленинграде так делают, я в «Вечерке» читал.

— И с учетом качества, обязательно с учетом, — горячо поддержала Нина Андреевна. — Вот это дело! Спасибо тебе, Сережа. Теперь все прояснилось, теперь и впрямь можно на активе выступить.

— Можете принять меня почетным членом вашей бригады, — пошутил Сергей.

— А что, примем, Марина? — засмеялась Нина Андреевна и, обняв за плечи, привлекла к себе гостью.

— Примем, — заражаясь ее весельем, отозвалась Марина.

Совсем освоилась она, тепло было на душе, спокойно. «Какие люди, какие люди, — думала она с обожанием. — Хорошо-то как!»

Она с удовольствием пила чай с конфетами, с овсяным рассыпчатым печеньем, и ей хотелось, как девчонке, беспечно болтать ногами, смеяться беспричинно, весело капризничать, чтобы всем было приятно смотреть на нее и радоваться вместе с ней.

А разговор между тем опять перекинулся на Ленинград. Сергей что-то рассказывал — Марина и не вслушивалась, просто смотрела на него, и ей было приятно смотреть — открыто, не таясь, прямо в глаза.

Сергей встретился с ее взглядом, что-то произошло, он словно бы забыл, о чем говорил, нить потерял, запнулся, но тут же собрался, стал рассказывать дальше. Однако она заметила, что он как-то странно, с недоумением, что ли, несколько раз глянул на нее, будто понять хотел что-то. И тут она разобрала его слова:

— …поверить трудно. В наше время, в нашей стране! Но в музее фотография бывшей сектантки есть — молодая совсем. Семнадцать лет в яме просидела. Жертва богу.

Марину будто холодом обдало. Враз все перевернулось. О ком это? Не о ней ли? Как же узнали? И почему семнадцать лет?

— Ужас, что религия с человеком может сделать, — проговорил Федор Иванович. — Верно Ленин сказал — опиум для народа. Род духовной сивухи.

— Род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную жизнь, — уточнил Сергей.

Он снова глянул на Марину и осекся. Потухло, как-то постарело вдруг, омертвело даже ее лицо.

Томительная, неловкая тишина наступила. Все трое посмотрели на Марину и отвели глаза, не зная, что сказать, как поступить.

— Я пойду, — произнесла Марина чужим голосом и встала. — Поздно уже.

Нина Андреевна принялась уговаривать ее еще посидеть, какую-то музыку обещала включить